Мечта Чюрлёниса.
Что можно ещё сказать о поколении
шестидесятых, что можно добавить к тому, что было уже сказано? Это поколение,
определённо, рано почувствовало плотность времени и поговорка: «Кто не успел,
тот опоздал» - стала его сутью.
«Нет, только не я…»- думала Майка - она-то, во
что бы то ни было, всё успеет. Поэтому, сбежав в семнадцать лет из-под крыла
мамы, из своего посёлка в этот, сто километров только в длину, город, она
надеялась, что здесь, как в Греции, «есть всё». А нужно ей было, для
начала пути к Мечте, обязательно с
большой буквы, ни много, ни мало –
«Огромное Небо…». Летать она хотела так же естественно, как дышать. «А
всё остальное само собой должно уложиться в эту жизнь» - считала она.
К слову сказать, ей бы о любви
думать – красоты Майка была в ту пору – прохожие шеи сворачивали: блондинка с,
нежно обрамлявшими лицо завитками, с персиковой кожей. Черты можно было бы
назвать неправильными или нестандартными: высокий лоб и небольшой подбородок,
огромные, голубые, оленьи по форме, широко расставленные глаза, маленький носик
и окуратный кукольный ротик, со слегка выдвинутой нижней губкой, выдающей
упрямый характер. Детская припухлость нижней челюсти скрадывала некоторую
треугольность лица. Но в общем весь облик выдавал в ней недюжинную волю. Особый
шарм придавало горделивое польское происхождение.
Воспитывала её и брата Михася мама
одна, не пожелавшая остаться после окончания войны в Польше, куда была вывезена
немцами из оккупированной Украинской республики. Там повстречалась с отцом будущих своих детей,
поляком Владимиром, но остаться в Польше не захотела, возвратилась на родину
сразу после войны, забрав малых детей, в свою любимую неньку-Украину. На стене
в светлице, рядом со святыми, весь в рушниках, висел портрет поэта Тараса
Григорьевича Шевченко – символа её любви и преданности Украине.
В городе Майку взяли работать в детский
сад нянечкой, дали спальное место в
общежитии. Среднее образование
дополучать пошла в вечернюю школу рабочей молодёжи.
Майка считала, что в большом городе
обязательно должен быть аэроклуб. А если нет в городе организации, которая
сможет научить летать, значит надо её
создать. Славное дело – юношеский максимализм.
Там, где у бюрократии годы уходят на согласования, приходит, не
подозревающая об этом, молодость и своим упорством и логикой, своим обаянием,
наконец, походив по кабинетам и пристыдив бюрократов, пробивает брешь в неких
застойных явлениях. И многое становится просто и разрешимо, а порой даже и не
затратно. Да, и время на земле наступило какое? - Освоение космоса.
В горкоме комсомола
подумали, припомнили, что был ещё один такой энтузиаст, Юра Золотов, с короткой
рыжеватой стрижкой и такой же бородой, которого отправили дожидаться конца
согласований. От нетерпения Юра пытался совершать тренировочные прыжки с
парашютом прямо с крыши пятиэтажки, остановила милиция. С этим Юрой Майке предстояло создать убедительную
группу сторонников. Ради этой цели
отправились в Педагогический Университет, расположенный на 97 квартале. Там они прямо в фойе встретили
Виктора Дели, высокого, статного, кареглазого красавца-брюнета, который,
поглядев один раз в небесные очи Майки, уже, казалось, был готов «и летать, и прыгать, и идти в неизведанные
дали». Вообще, Майке достаточно было выйти на улицу и бросить клич: «Кто любит
меня, за мной!» - и, нет сомнений, полк бы выстроился - Орлеанская Дева. Она
же, как настоящая женщина, «отстреливала» по одному: смущенно стоя в вестибюле, в сторонке, где
самые смелые и уверенные в себе парни института ни за что не могли пройти мимо.
Набралось достаточное количество для
формирования группы парашютистов. Нина и Шура привели Дашу, Виктор Дели
навербовал ещё студентов, Золотов нашёл в своей среде романтиков. И горком
комсомола вместе с горкомом партии, вспомнив довоенный ОСО Авиахим, поставили в
свой актив жирные галочки по работе с молодёжью, договорившись с командованием
военной Авиационной части, дислоцировавшейся за городом, о предоставлении
группе инструктора, помещения и,
непосредственно, материальной части для занятий. Для осуществления парашютной
программы договорились с Днепропетровским аэроклубом.
Отсеялись несовершеннолетние,
кто-то отсеялся при проверке здоровья, кто-то после болтанки на
тренировочной центрифуге, кто-то не смог
преодолеть страх перед первым прыжком.
Остался костяк смелых, решительных и
необыкновенно красивых, одарённых ребят.
Итак, для начала - парашютная
секция. Парашюты с перкалевыми и шёлковыми куполами, по 24 стропы в каждом и по
2 ранца для укладки парашютов,
основного и запасного. Укладывает парашюты спортсмен сам для себя, под
наблюдением инструктора, разумеется – традиция.
После конспектирования теории и
сдачи необходимого теоретического минимума, тренировочной сборки парашютов и
укладывания в парашютные ранцы, наконец-то, летят маленьким пассажирским АН-10
в Днепропетровск. Летят, чтоб совершить свой первый прыжок. Летят не высоко и в
иллюминатор легко можно рассмотреть внизу сначала большой, как спрут, с разбросанными районами, город, затем
посёлки и сёла, поля и, разделявшие их,
лесопосадки. Глядя в иллюминатор, Даша негромко запела:
- Под
крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги.
Песню тут же подхватила,
сидевшая рядом, Майка:
- Летчик над тайгою верный курс найдёт, прямо
на поляну посадит самолёт…- сразу же попав в тональность, громко и уверенно.
Присоединилось еще несколько голосов. Спели о «девчонках», что танцуют на
палубе, о морзянке с весёлым дискантом, о ЛЭП-500, о Карелии, которая долго
будет сниться. Пассажиры в салоне оживились стали оглядываться на Дашу с
Майкой, спрашивать: «Не филармония ли это на гастролях?» Смущённые
девчонки откровенно и радостно
рассказывали, кто они, куда и зачем
летят.
С аэродрома пассажирского их
перевезли на спортивный, поселили в
спальный барак. Кроватей оказалось меньше, чем спортсменов. Решили сдвинуть по
несколько, чтоб, накрыв матрацами, разместить большее количество человек.
Предполагалось, что сборы продлятся
несколько дней, но с утра зарядил мелкий затяжной дождь, и делать было
нечего. Стали дожидаться погоды. Кто-то играл в карты, кто-то читал, кто-то
дрых, набираясь здоровья. Виктор подошёл
к Даше:
- Не хочешь, пока там суть да дело, в кино
сбегать. Я узнал: в ближайшем кинотеатре идёт красивый музыкальный фильм
«Крепостная актриса».
« Ну, конечно же…, это - самое лучшее
решение в данной ситуации» - подумала Даша.
- Правильно, - обрадовано произнесла она -
сейчас я Майке и ещё кому-нибудь скажу.
Подожди.
-
Стой, Майке я предложил, она не хочет. Пойдем вдвоём, больше никого не
нужно звать.
Даша внимательно посмотрела на
Виктора. В девичьей головке лёгкой дымкой пронеслось неприятное ощущение своей
вторичности, сменилось мыслью: «Ах, так ты с моей помощью хочешь вызвать у неё
ревность?» Но тут же она махнула рукой, ведь не затем же сюда прилетели. Даша
подошла к Майе и стала убеждать, что хорошее
времяпрепровождение предложил
Виктор. Майя почему-то угрюмо спросила:
- Он тебя тоже пригласил?- И, получив
утвердительный ответ, уж совсем, казалось, необъяснимо, категорически
отказалась.
Шёл моросящий, но не холодный дождь, а
Даша была в лёгких брючках и маечке,
Виктор снял и отдал Даше свой мягкий свитер, остался в шерстяной рубашке. Даша
утонула в свитере, он был до колен, рукава она тут же закатала – и всё это ей
безумно нравилось: и дождь, и приключение, и парень, и кино.
Оперетту Даша любила, лёгкую,
музыкальную. Она с восторгом погрузила взгляд в экран и, когда непроизвольно
оторвалась от сюжета, поймала на себе взгляд Виктора. Он рассматривал её
профиль с короткой стрижкой, оттопыренную припухлую нижнюю губку, вздёрнутый
носик и восторженно распахнутые глаза, ресницы которых в полутёмном зале
оставляли длинные тени на лице. Похоже, он уже видел фильм и теперь наблюдал
реакцию. Иные мысли Даша старалась не
допускать. На обратном пути перепаханное поле между городом и аэродромом слегка
развезло, трудно было ни разу не упасть. В сумерках добрались до своего
«общежития» мокрые, в грязи, но весёлые.
Майя спала, независимо отвернувшись ото всех.
На другой день под солнышком поле
аэродрома быстро стало подсыхать, и во второй половине дня разрешили прыжки. И вот, Ан-2, поднявшись на
1000 метровую высоту, сделал круг, и лётчик сказал: «Пора».- Инструктор
открыл люк, и выкрикнул:
- Первый пошёл! –
Первый,
из сидящих рядом с люком, встал, зацепил карабин и без посторонней помощи
шагнул в пустоту. Первым был Юра Золотов. Майка и Дашка были в
серединке и потому видели, как перед самым люком некоторые ребята впадали в
ступор, они бледнели, хватались за края люка и тогда инструктор выталкивал их,
буквально, коленкой. Такой слабости ни
Майка, ни Дашка не могли себе позволить.
Однако, это был всё-таки первый
прыжок, адреналин зашкаливал. Но сначала - ужас перед шагом в эту страшную
необъятную пустоту, где нет ни вехи, ни опоры. Надо преодолеть мандраж, сказать
себе: «Будь, что будет». Может, следовало помолиться, но время и воспитание не
позволяли.
Даше показалось, что она слышит
крик, она оглянулась – её догоняла Майка и, широко раскинув руки, кричала от
полноты чувств: «Я обнимаю тебя, Небо, я люблю, полюби и ты меня!». Но крика, в
самом деле, услышать было невозможно:
звучала музыка ветра, в голове выстраивались строки стихов:
Завистливо ромашки
глядят, как в небе синем,
Подобно им, белеют
купола.
И отражают небо озёра и
росинки,
И юность, как
мгновение, мала.
Глазам открылась картина
«мироздания»: закруглённая кайма горизонта, безграничная синева неба, - в
которой ты являешься всего лишь крохотным мазком. Ну, прямо - мечта Чюрлёниса:
и рифма, и живопись, и музыка одновременно.
Случайный
гость…
Общежитие, в котором поселилась Майка,
находилось в одном районе и даже на одной улице с домом, в котором проживала
Даша с родителями и младшим братом-школьником. Родителям подруга, однозначно,
понравилась, особенно маме. Мама любовалась красивой девочкой. Подруги были обе
светловолосы. Многие находили в них сходство, порой их даже спрашивали: не
сёстры ли они, хотя Даша считала, что
они совершенно разные.
Забегала Майка в выходные дни,
приглашала в кино.
Ежедневно
в трамвае, в автобусе, и просто на улице она получала по нескольку предложений
в день о свидании, но вечером, проверив «посты», удовлетворённая, отправлялась
в кино с подругой. На вопрос «не жалко ли ей парней», отвечала:
- Иногда жалко, но у меня другие,
первоочередные задачи. Соглашаюсь на встречу лишь, чтоб избежать неприятной необходимости отказывать и
подвергаться уговорам..
В отличие от Майки, которая упорно
шла к своей цели, Дарья посвящать жизнь «небу» не собиралась, просто её
неудержимо влекло неизведанное, ей всё
хотелось попробовать – душа просила новых ощущений, и ей не надо было искать,
жизнь их предоставляла сполна на этом этапе. Она бросалась в них с головой,
потом приходило и осмысление.
Но подойдя к краю люка в самолёте,
зацепив карабин, она вида не показывала, что её, непонятно откуда, непонятно
почему, вновь одолевал аналитический зуд: «Ну, и зачем тебе это надо?
Попрыгаешь вот так несколько лет и всё. Время потеряешь, спортивной перспективы
никакой, а на земле дел интересных не меряно». Эти мысли посещали всякий раз,
как только ей приходилось что-либо преодолевать, просыпалась рассудочность и начинала искать «здравый смысл». И возникали
затруднения с выбором и принятием решения.
Дашка кем только себя не представляла: геологом,
археологом, астрономом, журналистом, готовым «трое суток шагать, трое суток не
спать ради нескольких строчек в газете». Представляла себя метеорологом на
северных архипелагах страны, рыбачкой на крепких ногах, развешивающей тяжёлые
просоленные сети для латания и просушки на берегу сурового северного моря,
как артистка Дзидра Ритенбергс в одном
прибалтийском фильме. Сосало под ложечкой, до того хотелось побывать в каждой
из ипостасей. И, поскольку осуществить всё ни одновременно, ни поступательно, в
пределах одной жизни было нереально, мысленно она возвращалась к профессии
актрисы, веря, что все экранные жизни актёры проживают на самом деле. Готовясь
в артистки, в детстве устраивала спектакли во дворе, с импровизированной
сценой, тяжёлым занавесом из плюшевой скатерти и, придуманным на ходу сценарием
. Позднее, в классе 10-м, когда прямо со
школы, с портфелем спешила на разбор
пьесы в Народный театр при ДК, она чувствовала душевный подъём. А после
распределения ролей в новой пьесе и первой репетиции - божественную истому в
груди и крылья за спиной. Душа поднималась и летела над землей, над друзьями,
над встречными, над непосвящёнными, над… над... над….
Но вслед за этим шла работа с
текстом, с множественным повторением. Чужой текст никак не хотел укладываться в
памяти и вскоре начинал тяготить. И совсем парализующее воздействие имела
премьера: не удавалось преодолеть оцепенение, чтоб «просто жить на сцене». Как
только надо было вписываться в мизансцены, изображать не свой характер, а
персонажа, выдавать чужой текст за свои мысли - откуда-то изнутри поднималась
волна стыда, недовольство собой до отвращения. И только суфлёр мог спасти от
полного провала. Чувствовала себя двоечницей у доски. Однажды на премьере
«Сибирской новеллы», Даша, по сюжету - московская школьница, после окончания
школы приехавшая к отцу на далёкую Сибирскую стройку,- встретив, наконец, отца,
закричала звонким голосом, по ходу пьесы бросившись отцу на шею: «Папа,
папочка!» От этого крика прорвалась некая пелена. «Кокон», в котором
находилась, рассыпался, и она обнаружила себя, словно голой на сцене. Не вдруг
смогла припомнить, как она здесь оказалась, как прошла весь спектакль. Это
явилось пугающим обстоятельством. Спрашивала ребят: волнуются ли они, выходя на
сцену?
- А чо волноваться? Знаешь текст, отстрелялся
и пошёл. – Издевательски отвечали и
Димка, и Колька, и Лирка - её ровесники в разновозрастном, разношерстном
коллективе.
Подумалось,
что человеку с такой возбудимой психикой сцена просто противопоказана. Вот, тут
возникал тот «философский» вопрос:
«Зачем…?» И она тут же начинала видеть неприглядные стороны актёрской
профессии: чужой текст, клоунаду, притворство -
чего раньше не замечала.
Снова и снова появлялось понимание
предначертанности судьбы, но скрытой до поры. Надо ждать, искать, нащупать или
угадать? Ждать, что все искушения тебя минуют, а придут именно те, что выведут
тебя к предназначению?
Казалось, что ангел-хранитель пронёс
её когда-то над трудностями послевоенного детства, над рисками безоглядного
характера. А ведь были прыжки с крыши сарая с маминым зонтиком, полёты с
помощью берёзовых веток в подражание Тарзану, лазание на спор на самую верхушку
дуба, раскачиваемую сильным ветром.
Из памяти выпали целые отрезки
жизни: глядя на ученические табели с первого по шестой класс, с отличными
оценками. Не могла извлечь из памяти самого процесса ученичества: приготовления
уроков, ответов у доски. Всё происходило естественно и не вызывало мучительных
размышлений. Как ей всё это удавалось, и почему не сохранила опыта? Постепенно
эти позиции утрачивались, особенно с переездами в другие районы, переходом в
другие школы. Как- будто ангел-хранитель с переменой места на какое-то время
терял её из виду и не мог вовремя подставить плечо.
Потом и пубертатный период привнёс
некоторую мечтательность и флегму. Сбой ритма жизни, несовпадение с окружением,
рождал комплексы. И Дашка постепенно становилась странной девочкой «себе на
уме».
Оканчивая одиннадцатый класс,
затруднениями в выборе своего будущего Даша поделилась с одноклассницей Людой
Андроповой. Та сказала, что ей нравится журналистика. Эта профессия была в
списке приоритетов и у Даши. Решили, что поступать будут вместе. Но после
окончания школы Люда резко изменила ориентир и стала готовить документы в
химико-технологический. На возмущения Даши - обвинение в предательстве - Люда
ответила:
- Мне
папа объяснил, что журналистом быть,
корреспонденции писать человек может при любом образовании, если к этому
желание и способности обнаружатся. А вот химия – это наука будущего, скоро
предметы быта, одежда и многое ещё полностью будут из химических материалов.
Даша растерялась. Сказанное звучало
убедительно. Никакой железобетонной идеи поступления на этот момент больше не
было, Химию она недолюбливала, как и химия её. И она решила пока идти на
производство.
Окончив школу, Дашка расслабилась,
и прогуляла последние школьные каникулы – время пролетело мгновенно, она это
тревожно про себя отметила. Не выбрав направление для дальнейшей учёбы,
обратилась в райком комсомола за направлением на «большую комсомольскую
стройку». Там спросили, глядя на наивную, вполне домашнюю девочку:
-
Хочешь строить, так зачем далеко ехать? В нашем городе всенародных
строек предостаточно. Весь город – большая стройка, высотными кранами
заставлен.
Мама тоже добавила:
-
Негоже девчонке без профессии, без поддержки, наобум мчаться в чужие
люди, кто-то и обидеть может.
Это
возымело действие. Осталась жить с родителями, переложив на них часть
беспокойства о своей неприкаянности.
И
всё-таки ангел-хранитель временами напоминал о себе. Так было и в этот раз. Это
был третий или четвёртый прыжок. Как обычно: парашюты уложены в ранцы, основной
и запасной. Ранцы надеты и пристёгнуты, высота самолётом набрана. Команда:
«Пошёл!». И она шагнула в пустоту люка. Три секунды и… - раскрытие. Но что-то
пошло не так. Как только купол наполнился воздухом, обнаружился перехлёст.
Даша, вместо того, чтоб испугаться, обрадовалась неординарной ситуации.
Уверенной рукой стала сдёргивать стропу, но та ещё основательнее «села» в
середину купола, и купол, сложившись пополам, стал падающим факелом. Не
оказалось ни ножа, ни секатора, чтоб перерезать стропу, и никаких идей в
голове. Она не испытывала волнения и совершенно не имела страха, лишь привычное
ожидание, что кто-то разрешит и эту задачу. Посмотрела на взлётное поле, там
возле автомашины, похожей на муравья, где-то стоял инструктор. Было отчего-то
стыдно перед ним. И тут она услышала, невероятное на такой высоте, скорее
телепатическое: «Запасной, дура!»
«Ох, да, запасной… но ангелы так не разговаривают…»
- от смутившего её обращения, как от
толчка, заработал анализ, вспомнила: «надо схватить и с силой 16 килограмм дёрнуть
карабин запасного парашюта».
Даша
сделала рывок, но слабый. Повторила более удачно - сложенный купол выдернулся
из нескольких петель, но не наполнился ветром, а тяжело пошёл вниз, не замедлив
падения. Смотрела на него в недоумении, при полном отсутствии паники, но и отсутствии подходящих
мыслей и решений в голове. А счёт шёл на секунды.
И
снова извне откуда-то, уже отчаянное: «Дурр-ра, стропы подавай!»
«Ну, да, стропы
из петель нужно выдернуть, отбросить купол в сторону…, Господи..., как стыдно».
Дарья быстро подтянула назад массу, начинающего уже закручиваться,
падающего купола, бросила его вверх, в сторону, быстро-быстро стала подавать
вслед стропы, выдёргивая из петель. Запасной мгновенно наполнился ветром, сняв
напряжение с основного. Освобождённая
стропа с основного сползла, и он следом наполнился ветром. От резкого
торможения лямки чувствительно ударили между ногами, и тут же, почти
одновременно, произошло приземление на двух куполах. Два наполненных ветром
купола проволокли девчонку по полосе. С ободранными коленями и разбитой губой,
Даша, медленно гася и подтягивая купола, с напряжением сил встала, сгребла оба
парашюта и, пронося их мимо инструктора, боялась даже взглянуть в его сторону.
Инструктор был бледен, но молчал. Он не стал устраивать «разнос» или «разбор
полётов» и позже. Был уверен, что урок усвоен и, может быть, на всю жизнь.
Вечером решили устроить «банкет» по поводу
удачно пройденного испытания и досрочно вручить значки «Парашютист 3 разряда».
Сдвинули эмалированные кружки, разлили красное вино, предположительно «Кагор».
Инструктор велел каждому бросить свой значок в кружку.
- Через 15-20 минут узнаем, кто останется верен
парашютному спорту, а кто здесь случайный гость.- Произнёс инструктор
В Даше шла внутренняя борьба: с
одной стороны лестно было бы остаться надёжным, верным человеком, с другой –
спорт вообще и парашютный в частности ей не казался столь значительной целью в
жизни. На, извлечённом из кружки, значке она, с сожалением и с некоторым
облегчением, разглядела прожилки предполагаемых трещин – знак, что это ещё не
её выбор, что придётся поискать себя в чём-то другом.
Продолжение следует...
Комментариев нет:
Отправить комментарий