Николай Сидоренко. Ранее не публиковавшиеся стихотворения

Николая Ивановича Сидоренко не стало в январе 2008 года. Десять лет уже, а такое ощущение все время, словно он не умер, а уехал. Ну, бывает так, уехал человек, а ты ждешь, знаешь, что он жив, здоров, где-то там работает, и все время в почтовый ящик заглядываешь: а вдруг?
И однажды из ящика вываливается письмо! Настоящее письмо, почерк на конверте знакомый, конвертик в дороге на уголках пообтрепался – урааа!!! Электронные письма меня так не радуют, хотя я и признательна тому, кто электронную почту выдумал. Но это совсем другое, почерк – он как характер, как улыбка, как поцелуй в щечку, второго такого нет! Точно так же, как и того, кто этим почерком владеет. Я к чему все это расписываю-то? Да к тому, что когда мне передали стихи Николая Ивановича с пометкой «нигде не публиковались», я обрадовалась. Как будто это от друга письмо, понимаете? Как будто он живой, все еще живой! И где-то там далеко стихи пишет. В общем, тронуло так, что сказать трудно. Открыла, читаю, перед глазами строчки прыгают… А вчиталась – и словно разом еще на десять лет назад отбросило, в далекий уже декабрь 1998-го, когда не стало Станислава Труничева.

Памяти Труничева

За ночью день, как и когда-то.

Как и когда-то, суета.

- А где же Труничев, ребята? –

В ответ немая пустота.

Все так нелепо и так горько,

Еще осталось столько дел!

Он спрашивал:

- Ну где же Колька?

Что он так тянется, пострел?

Рождали образы экспромтом,

Порою спорили вдвоем,

И он, задумавшись о чем-то,

Сидел над пухлым словарем.

Его болезнь-карга достала.

Печали, горя не унять.

Нам часто Стаса не хватало,

И вечно будет не хватать.

Эпоха с того времени, оказывается, прошла, а мы и не поняли ничего. А сейчас читаешь эти стихи, на старенькой пишущей машинке набранные, с отметинами «10.01.2003» или «15.06.82», и понимаешь – да, целая эпоха. Те самые «лихие», о которых даже мы, досыта нахлебавшиеся, слегка начали подзабывать.

Откровение

Честь-хвала тебе, Создатель.

Я пижон, секёшь? Я франт.

Я теперь предприниматель,

А совсем не спекулянт.

Погляди, наел я холку:

Видно, волею судеб

Стала наша барахолка

Мне давать и соль, и хлеб.

Погляди, наел я брюхо.

Видишь сам, что жив-здоров.

Объегорить мне старуху –

Пара сущих пустяков.

И чего, какого беса

Раньше медлил – не понять.

Можно здесь и недовесить,

И маленько обсчитать.

Время – деньги. День к исходу,

Затихает рынок наш.

Поубавилось народу,

Закрывай лоток. Шабаш.

Колбаса. Бутылка водки.

Кот бродячий лезет: - Брысь!

Хорошо, что все я шмотки

Распродал. Вот это «жЫсь»!

Он вообще очень любил писать юморные стихи, их много собрано в книге «К родным тянуло берегам», но сейчас как-то не смешно. Тем более не смешно, когда читаешь следующее стихотворение.

Слухи

Ползут «достоверные» слухи,

Готовит их нам сатана.

Все ринулись к легкой житухе.

Вопрос только:

-Есть ли она?

К товару приделаны ноги,

В развале Россия и вот

Петляют на Запад дороги

И медь за границу плывет.

Живем, наслаждаемся былью,

Идем к ней душой на поклон,

И воздух глотается с пылью

Ушедших застойных времен.

- От скверны очиститься можно, -

Толкуют нам, - Бог есть Любовь!

Но вместо него лишь таможни,

Да рябь пограничных столбов.

Отрадно, что можно на святки

Грехи отмолить, говорят.

Но те, кто нахапал в достатке,

Они-то как раз не спешат.

Бредем по дороге с котомкой,

Не зная, куда в этот раз.

Забавно, что скажут потомки

О времени нашем, о нас?

Вопрос этот не праздный, ответить на него необходимо. Стихотворение описывает безрадостную картину всеобщего обнищания рухнувшей страны. Здесь все: «в развале Россия», «медь за границу плывет», да разве одна только медь! Петляющие «на Запад» дороги – это не только о тех, кто собрал шмотье и подался наниматься «гувернантками» или «на уборку апельсинов» в богатую и свободную Европу. Это о смене моральных ориентиров, ценностей. Тогда с завистью говорили:

- Да у них там безработный пособие больше получает, чем у нас зарплата!

Было? Было… И брели «по дороге с котомкой» вслед за лихо выплясывающим перед европейцами поддатым президентом, и уповали на Бога, которого проповедовало нам тогда не столько Святоотеческое Предание, сколько секты новомодного протестантизма. А он уже тогда спрашивал: что скажут потомки? Осудят? Поймут? Смогут ли найти истинный путь? Выведет ли к свету петляющая дорога?

Дед Мороз

Несет он мир, достаток, счастье,

Его прихода каждый ждет.

Надежду взрослым, детям сласти.

Тебе мы рады, Новый Год!

А в этот праздник все иначе,

Все полетело кувырком,

И Дед Мороз на тощей кляче

Приехал к нам с пустым мешком.

Распряг коня в соседнем парке.

Был со Снегуркой мрачен он:

Ушли «налево» все подарки,

Пропал с подарками вагон!

Кое-кому головомойку

Готов устроить он сейчас.

И тут вдруг слово «перестройка»

Мороз услышал в первый раз!

Ну, и пошли, пошли вопросы,

Политбеседа, так сказать.

Бывало, Дед такое спросит,

Что и самим нам не понять.

- А где у елки вашей корни? –

Он с дрожью в голосе шептал.

Конечно, елки бутафорной

Нигде в лесу он не видал.

Сказать бы Деду это толком:

У ёлки липова судьба!

Какая ж это к черту ёлка?

Это железная труба!

Дед походил вокруг со вздохом:

Порядки нынче уж не те.

Поахал в бороду, поохал

И растворился в темноте.

Его стихи, словно машина времени, переносят нас еще дальше – в середину восьмидесятых, когда слово «перестройка» было на слуху у всех, от пионеров-комсомольцев в школьных формах до седых ветеранов. И вроде бы сказка про Деда Мороза – а украденный вагон с подарками для ребятни и липовая елка как-то нехорошо душу ковыряют. И вопрос ведь не праздный: «А где у ёлки вашей корни?» Только сейчас начинаешь понимать всю глубину произведений Николая Ивановича, его переживаний, наших тогдашних переживаний, которые выразить вот так честно дано было не каждому поэту.

Признание

Безмерно рад, что вам признался.

Давно я этого хотел:

Я в Ялту даже не спускался,

На город сверху я глядел.

Его представил на минутку,

Там отдыхающих не счесть.

О чем писал – примите в шутку,

Но в каждой шутке правда есть.

Мне навевают грусть и грезы

Дворцы, фонтаны, зимний сад.

Я если что не так сморозил,

То пусть мне ялтинцы простят.

Я к ним претензий не имею,

Кто здесь работает, живет.

Но тот, кто весь сезон «балдеет» -

Я к ним совсем наоборот.

У них свои законы, нравы.

Для них путевки без труда.

Когда же будет все по праву?

По справедливости? Когда?

Это все вопросы одного порядка: что скажут о нас потомки? Когда же будет все по праву? Где у липовых ёлок корни? Мы уже немного оправились после того страшного, что произошло с нами в начале 90-х. Мы уже почти забыли, как это – жить, не получая зарплаты по году и больше, по пять-шесть часов в сутки сидеть без электричества, мы уже не слишком удивляемся продажности чинуш, мы почти привыкли. Вырастили детей и даже успели немного порадоваться внукам. Мы даже отыскали некоторые корни «липовых» елок, но в целом до сих пор живем не по справедливости, и вопрос «Когда?» остается открытым.

Камень у моря

Люблю я это ласковое море,

След катера, изогнутый в дугу,

И чаек крик в синеющем просторе,

И камень, что лежит на берегу.

В века ушел уже он по макушку,

Над ним волна вздымается как дым…

Здесь, может быть, сидел когда-то Пушкин,

А я тут сел с матрацем надувным.

О камень бьет прибой неугомонный

И мне поет о чем-то о своем.

Он музыкой размашистой и вольной

Рождает бурю в чувствах о былом.

Знакомы камню те морские дали,

Что манят в кругосветку моряка.

Будь он речист, мы б многое узнали,

Что скрыто, к сожаленью, на века.

Николай Иванович любил путешествовать по Крыму, с рюкзаком он прошагал не одну сотню километров по горам и степи, много писал о красоте Крыма. Значит, и «там» он еще помнит… По крайней мере, мне так показалось. О Крыме помнит, о людях, которым он написал немыслимое количество посвящений по сотням поводов. Ну вот точно, он не умер. Он просто уехал. Далеко-далеко. И где-то там он живет, работает, и все еще сочиняет стихи.

Звонок

В память встречи с

 одноклассницей Валей Хохловой

Кипит работа. Жарко. Душно.

Дела идут без лишних слов,

И связь заходит к нам послушно

В тугие сгустки проводов.

Полдня прошло. Звонки. Текучка.

Час перерыва недалек.

На полдня ближе я к получке,

Сейчас обед, но в дверь звонок…

Открыл ее и будто снова

Ушел в пучину прошлых лет…

Передо мной стоит Хохлова!

Она ли? Верить или нет?

Как время метит нас сурово,

Ее – обходит стороной.

А может, это не Хохлова,

А юность встретилась со мной?

Еще о Николае Сидоренко читайте здесь