«Мысли о бессмертии» К 180-летию со дня смерти А.С.Пушкина

Сам о себе Пушкин всегда писал с большой долей иронии. Если внимательно читать его стихи, то мы найдем немало таких эпитетов:

Люблю я праздность и покой,

Мне счастливый досуг не бремя…

Беспечный Пинда посетитель,

Я с музой нежусь молодой…

Лишь я, во всем судьбе послушный,

Беспечной лени верный сын…

Вольно или невольно, но он старался сложить у читателя впечатление о том, что поэт живет, словно бабочка-однодневка, что стихотворчество – не труд, а наслаждение, что стихи его, легкие, воздушные, рождены единым дыханием, улыбкой таланта. Юный, веселый, влюбленный и беззаботный – таким пришел в поэзию лицеист из Царского Села, тринадцатилетний Александр Пушкин. Мы и сейчас твердим, что школьные годы – чудесные, а выпускной бал и вступление в новую взрослую жизнь всегда окрашены в нашем сознании в светлые тона надежд, высоких устремлений, мечтательности, счастья, и так было всегда, в любом веке. Но перед окончанием Лицея, когда все товарищи Пушкина, каждый по-своему, расписывали блестящую будущность в атмосфере юного честолюбия, восемнадцатилетний Александр лучше и трезвее других представляет грядущее.

Промчались годы заточенья;

Недолго, мирные друзья,

Нам видеть кров уединенья

И царскосельские поля.

Разлука ждет нас у порогу,

Зовет нас света дальний шум,

И всякий смотрит на дорогу

С волненьем гордых, юных дум.

Иной, под кивер спрятав ум,

Уже в воинственном наряде

Гусарской саблею махнул —

В крещенской утренней прохладе

Красиво мерзнет на параде

И греться ходит в караул;

Иной, рожденный быть вельможей,

Не честь, а почести любя,

У плута знатного в прихожей

Покорным шутом зрит себя;

Лишь я, во всем судьбе послушный,

Беспечной лени верный сын,

К честям ничтожным равнодушный,

Я тихо задремал один.

Равны мне писари, уланы,

Равны наказ и кивера,

Не рвусь я грудью в капитаны

И не ползу в асессора;

Друзья! немного снисхожденья —

Оставьте красный мне колпак,

Пока его за прегрешенья

Не променял я на шишак,

Пока ленивому возможно,

Не опасаясь грозных бед,

Еще рукой неосторожной

В июле распахнуть жилет.

Возможно ли легкомысленному юноше так трезво понимать недолговечность мирного существования и неотвратимость «грозных бед», о которых он пишет? Или может быть, его легкомыслие – всего лишь маска, за которой скрывается куда более глубокая личность? И разве легкомысленный человек написал бы тогда же, на заре юности следующие строки:

Ах! Ведает мой добрый гений,

Что предпочел бы я скорей

Бессмертию души моей

Бессмертие моих творений.

Размышления о жизни, смерти и бессмертии характерны для всего творчества Пушкина, а не для какого-то одного его периода. Поэт любил жизнь, с этим никто никогда спорить не будет, он брал от жизни все: он любил и был любим женщинами, он рисковал, он был мятежным и резким, за что попадал не единожды в ссылку, он дрался на дуэлях – но об этом чуть-чуть позже.

Если жизнь тебя обманет,

Не печалься, не сердись!

В день уныния смирись:

День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живет;

Настоящее уныло:

Всё мгновенно, всё пройдет;

Что пройдет, то будет мило.

Вот так, полушутя-полусерьезно протекла его творческая юность в атмосфере неустанного труда. Но об этом труде Пушкин предпочитал не говорить. Насмешливо-резкий в жизни, он становился сосредоточен и серьезен, когда дело касалось стихов.  На 100-летие его смерти советский поэт Павел Антокольский написал стихотворение «Работа».  Упорно и вдумчиво умел работать Пушкин. Творчество его далеко не беззаботно и не ветрено, что стихи  его – плод не только вакхических мечтаний и легкого досуга.

Он сейчас не сорвиголова, не бретёр,

Как могло нам казаться по чьим-то запискам,

И в ответах не столь уже быстр и остер,

И не юн на таком расстоянии близком.

Это сильный, привыкший к труду человек,

Как арабский скакун уходившийся, в пене.

Глубока синева его выпуклых век.

Обожгло его горькие губы терпенье.

Да, терпенье. Свеча наплывает. Шандал

Неудобен и погнут. За окнами вьюга.

С малых лет он такой тишины поджидал

В дортуарах Лицея, под звездами юга,

На Кавказе, в Тавриде, в Молдавии - там,

Где цыганом бродил или бредил о Ризнич.

Но не кинется старая грусть по следам

Заметенным. Ей нечего делать на тризне.

Все стихии легли, как овчарки, у ног.

Эта ночь хороша для больших начинаний.

Кончен пир. Наконец человек одинок.

Ни друзей, ни любовниц. Одна только няня.

Тишина. Тишина. На две тысячи верст

Ледяной каземат, ледяная империя.

Он в Михайловском. Хлеб его черен и черств.

Голубеют в стакане гусиные перья.

Нянька бедная, может быть, вправду права,

Что полжизни ухожено, за тридцать скоро.

В старой печке стреляют сухие дрова.

Стонет вьюга в трубе, как из дикого хора

Заклинающий голос:

"Вернись, оглянись!

Меня по снегу мчат, в Петропавловке морят.

Я - как Терек, по кручам свергаемый вниз.

Я - как вольная прозелень Черного моря".

Что поймешь в этих звуках? Иль это в груди

Словно птица колотится в клетке? Иль снова

Ничего еще не было, все - впереди?

Только б вырвать единственно нужное слово!

Только б вырвать!

Из няниной сказки, из книг,

Из пурги этой, из глубины равелина,

Где бессонный Рылеев к решетке приник,-

Только б выхватить слово!

И, будто бы глина,

Рухнут мокрыми комьями на черновик

Ликованье и горе, сменяя друг друга.

Он рассудит их спор. Он измлада привык

Мять, ломать и давить у гончарного круга.

И такая наступит тогда тишина,

Что за тысячи верст и в течение века

Дальше пушек и дальше набата слышна

Еле слышная, тайная мысль человека.

А время шло. «Пушкин наводнил всю Россию возмутительными стихами. Вся молодежь наизусть их читает. Его надобно сослать в Сибирь или на Соловки!» - писал возмущенный царь Александр 1 директору Царскосельского лицея в 1820 году. Речь здесь идет об оде «Вольность», где в каждой строке живет и дышит любовь к жизни, желание что-то менять к лучшему. За него ходатайствовал сам П.Чаадаев, и один из самых влиятельных людей России того времени Н.Карамзин, а так же Ф.Глинка. В результате соловецкая глушь не стала местом ссылки Пушкина. Он отправился на юг, под командование генерал-лейтенанта Н.И.Инзова, в Крым. Здесь, в Крыму, мысли Пушкина о бессмертии получают совсем иное направление. Теперь синонимом бессмертия он видит вечную любовь.

       

Конечно, дух бессмертен мой,

Но, улетев в миры иные,

Ужели с ризой гробовой

Все чувства брошу я земные

И чужд мне будет мир земной?

Ужели там, где все блистает

Нетленной славой и красой,

Где чистый пламень пожирает

Несовершенство бытия,

Не сохранят душа моя,

Не буду ведать сожалений,

Тоску любви забуду я?..

Любви! Но что же за могилой

Переживет еще меня?

Во мне бессмертна память милой,

Что без нее душа моя?

Зачем не верить вам, поэты?

Да, тени тайною толпой

От берегов печальной Леты

Слетаются на брег земной.

Они уныло посещают

Места, где жизнь была милей,

И в сновиденьях утешают

Сердца покинутых друзей...

Они, бессмертие вкушая,

В Элизий поджидают их,

Как в праздник ждет семья родная

Замедливших гостей своих.

Мечты поэзии прелестной,

Благословенные мечты!

Люблю ваш сумрак неизвестный

И ваши тайные цветы.

Так, если удаляться можно

Оттоль, где вечный свет горит,

Где счастье вечно, непреложно,

Мой дух к Юрзуфу прилетит.

Ссылка не смирила и не образумила Пушкина. Нрав его был горяч даже для того яркого времени. Доказательством тому служит тот факт, что Пушкин дрался на дуэлях 14 раз, да и сам в запальчивости сделал немало вызовов, которые впоследствии окончились примирениями. Мы можем сделать выводы, что новичком в дуэльной схватке с Дантесом он не был. А кем же был Дантес? История говорит, что Жорж Шарль Дантес был французом, мечтавшим сделать головокружительную карьеру в России. Чтобы произвести впечатление о себе на высший свет, он рассказывал о себе небылицы и приписывал себе сотни ратных подвигов. Однако на службе отличался крайней недисциплинированностью и получил 44 взыскания. И если бы не поединок с Пушкиным, Жорж Дантес так и остался бы выдумщиком и повесой, но судьба рассудила иначе.

А мне приснился сон,

Что Пушкин был спасён

Сергеем Соболевским….

Его любимый друг

С достоинством и блеском

Дуэль расстроил вдруг.

Дуэль не состоялась

Остались боль да ярость

Да шум великосветский,

Что так ему постыл…

К несчастью, Соболевский

В тот год в Европах жил.

А мне приснился сон,

Что Пушкин был спасён.

Всё было очень просто:

У Троицкого моста

Он встретил Натали.

Их экипажи встали.

Она была в вуали –

В серебряной пыли.

Он вышел поклониться,

Сказать – пускай не ждут.

  Могло всё измениться

За несколько минут.

К несчастью, Натали

Была так близорука,

Что, не узнав супруга,

Растаяла вдали.

А мне приснился сон,

Что Пушкин был спасён…

Под дуло пистолета,

Не опуская глаз,

Шагнул вперёд Данзас

И заслонил поэта.

И слышал только лес,

Что говорил он другу…

И опускает руку

Несбывшийся Дантес.

К несчастью, пленник чести

Так поступить не смел.

Остался он на месте,

И выстрел прогремел.

А мне приснился сон,

Что Пушкин был спасён…

Дуэль на Черной речке между знаменитым поэтом и бестолковым шалопаем состоялась 8 февраля (по старому стилю) 1837 года. Пуля пробила шейку бедра, перебила паховую артерию и проникла в живот. Для того времени ранение было смертельным. Раненого поэта привезли домой, где почти две недели он провел в сильных мучениях. 10 февраля 1837 года Пушкин скончался. Немного пафосно звучат слова М.Лермонтова «с свинцом в груди и с жаждой мести» - кто его знает, куда целился Дантес, но попал он точно не в грудь. Впрочем, на бессмертии Пушкина это никак не сказалось. Он обессмертил свое имя еще при жизни.

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит —

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пойдет по всей Руси великой,

И назовет меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

Веленью божию, о муза, будь послушна;

Обиды не страшась, не требуя венца,

Хвалу и клевету приемли равнодушно

И не оспоривай глупца.

Бессмертие поэта в том, что его творения действительно пережили его самого. Но более всего бессмертие проявляется в том, что по прошествии почти двух столетий в его честь слагают новые стихи.

 Ты в жизнь ребенка входишь сказкой.

Игра блестящего ума —

Легко читается и сразу 

Запоминается она.

А почему — тут нет вопроса,

Известна истина одна:

Что гениально, то и просто,

И глубоко — не видно дна.

«У Лукоморья дуб зеленый...» —

И сразу необъятный мир

Неведомый, завороженный

И мудрый открываем мы.

Взрослеем, первых чувств томленье —

И строки дивной красоты:

«Я помню чудное мгновенье,

Передо мной явилась ты»!

Вот так по жизни — шаг за шагом —

Стихом и прозой с нами ты,

Поэт вселенского масштаба,

Словесной мастер чистоты.

Родной язык, прекрасный, сильный,

Вознес ты лирой в облака.

«Визитной карточкой» России

Ты стал для мира на века.

Тебе, как песне, над планетой

Звенеть, лететь под облака,

Пока Великого поэта

Жива хотя б одна строка!