Демонические образы Михаила Врубеля (к 165-летию М.А.Врубеля)

 

Однажды французский живописец и историк искусства Эжен Фромантен сказал так: «Живопись — это искусство выражения невидимого через видимое». Знал ли об этом высказывании Михаил Александрович Врубель, неизвестно. Но изучая творчество Врубеля, приходишь к мысли, что если и не знал наверняка, то о чем-то таком вполне мог догадываться. А мог бы и сам стать автором подобного афоризма. К такому выводу приходит любой человек, пожелавший приобщиться к творчеству великого русского художника Михаила Александровича Врубеля.

«Милая моя Нюта, я оборвал последнее письмо. … Вот уже с месяц я пишу Демона. То есть, не то, чтобы монументального Демона, которого я напишу еще со временем, а «демоническое» - полуобнаженная, крылатая, молодая, уныло-задумчивая фигура сидит, обняв колена, на фоне заката и смотрит на цветущую поляну, с которой ей протягиваются ветви, гнущиеся под цветами. Обстановка моей работы превосходная – в великолепном кабинете Саввы Ивановича Мамонтова, у которого я живу с декабря», - так писал Михаил Александрович Врубель сестре в мае 1890 года.

Теме «демонического» Врубель был предан много лет. К 1890-му году уже написаны картины «Сошествие Святого Духа» и «Богоматерь с Младенцем» для Кирилловской церкви в Киеве. Уже остались в прошлом неудачи с картиной «Ангел со свечой и кадилом», где в глазах ангела усматривался взгляд какого-то иного существа – или иной сущности?

Врубель прекрасно отдает себе отчет в том, что «демоническим» он не открывает какую-то новую страницу в искусстве, а выбирает из того, что было сделано до него. И это решение сопровождается воспоминаниями о таких пронзительных картинах, как «Христос в пустыне» Крамского и «Выход после тайной вечери в Гефсиманский сад» Ге.

Картину «Демон» в 1870 году мечтал написать еще Поленов. Врубель же хотел создать фундаментальное произведение, герой которого откликался бы на актуальные проблемы бытия, но в то же время был свободен от того, что мы именуем «злобой дня». Врубель жаждет сформулировать свою собственную философию: одновременно общечеловеческую, но как бы вне времени и вне пространства.

Надгробный плач

Вероятно, замысел картины, посвященной «демоническому», был связан у Михаила Врубеля с тем спором, который для него начался еще в студенческие годы: спором с Л.Н.Толстым, с его религиозно-философским учением. Уже не один год шумела пресса, изощрялись в застольных разговорах интеллигенты, обсуждая опасные чудачества великого писателя, все глубже погружающегося в бездну религиозных теорий. В своих суждениях Толстой становится все парадоксальнее, в своей критике жизни интеллигенции все беспощаднее, им уже преданы «анафеме» все житейские радости, и споры вокруг его философии все ожесточеннее, хотя до написания романа «Воскресение» остается почти 10 лет. Михаил Александрович Врубель, плоть от плоти российской интеллигенции, не мог не знать об этих спорах и оставаться сторонним наблюдателем тоже не мог. Его противоречивые взгляды на эту тему проявились еще в Киеве, во время работы над картиной «Ангел со свечой и кадилом», и «Надгробный плач», где в ангельских чертах уже угадывается нечто «демоническое».

Но вот только сейчас, у Саввы Мамонтова, где нет необходимости работать ради заработка, он, Михаил Врубель, в полной мере осознает, какого Демона он хочет видеть: он хочет утвердить светлую божественность небожителя, которую отняла у него, богоборца, христианская легенда. Он начинает понимать истинность высказывания Гёте: «Чем ярче свет – тем гуще тени». Значит, тени не менее драгоценны, чем свет. Значит, Демон – это всего лишь тень Ангела. Демон, в понимании Врубеля – это добро, но добро освободившееся от безгрешности.

И только если мы примем во внимание все вышесказанное, мы сможем отчасти понять, какое значение имело полотно «Демон» для художника – и какое влияние он окажет на все его дальнейшее творчество, не говоря уже о жизни.

И только если мы примем во внимание все вышесказанное, мы сможем отчасти понять, какое значение имело полотно «Демон» для художника – и какое влияние он окажет на все его дальнейшее творчество, не говоря уже о жизни.

«Демоническое», которое собирался воплотить Врубель, означало возврат в первозданный, древний мир. Художник всегда упивался античной мифологией, не расставался с томиком Гомера. И вот началась работа над эскизом.

Образ Демона сразу выдал стремление художника к изображению могучей телесности. Кисть Врубеля, его руки, все его естество буквально упивалось жаждой изображения великолепной полуобнаженной плоти. С каждым движением кисти или мастихина, с каждым широким мазком художник освобождался от мрачной невыразительности. Он уверенно клал на холст мазок за мазком, один к одному, словно чувствовал, как его демон буквально рождается и обретает индивидуальность.

Уже стало отчетливо проявляться лицо юноши с грустным пухлым ртом и тоской в глазах. Врубель неожиданно для себя к античной телесности добавляет ранимости и лиричности: несколькими мазками он словно выгранивает щеку своего персонажа, черным прочерком – брови, темно-лиловым – почти спекшийся рот и розоватым светом – ухо. А вокруг этого лицо словно черная туча – густая шевелюра волос. Лепя кистью гладкое, сильное тело, Врубель словно очищает темную, «сатанинскую» гамму, заставляя ее переливаться золотом и бронзой, и широкие мазки словно осязают торс, подчеркнутой кобальтовой драпировкой, контрастирующей с оливковым телом Демона.

И неожиданно для самого себя Врубель вдруг осознает, что эта работа становится для него не просто увлечением – а настоящей манией. В процессе работы он понял (или, скорее, почувствовал), что эта мания имеет более чем реальные основания и – близка к осуществлению.

Врубель осознавал, что отрывается от собственного прошлого, от своих современников и даже от друзей в своих новых принципах живописи, когда стал буквально выкристаллизовывать тело Демона, состоящее из круглящихся, похожих на металлические, мускулов. Он ощущал, что достигает осуществления своей мании, когда энергично вмазывал в холст темные плоскости, лепя тело Демона, его скульптурные руки со скрещенными пальцами, заставляя ярче синеть кобальтовую драпировку на темно-бронзовом теле. Художник клал мазки уже не только кистью, но и мастихином – и вдруг почувствовал, что он как бы заново творит эту плоть, где пространство и формы входят друг в друга и составляют единое нерасчленимое целое, полное внутренней духовной борьбы. Созданный образ словно выходил за рамки полотна, верхняя рама срезает часть головы, не видны ноги. А позади него цветут какие-то необыкновенные цветы, словно не написанные красками, а выложенные как мозаика из драгоценных камней.

Демон уверенно наливался силой и жизнью, и приобретал уже такие черты, что это начинало пугать. Весьма показательно, что Савва Иванович Мамонтов, меценат, большой покровитель художников и артистов, у которого Врубель жил буквально как член семьи, Мамонтов, предоставивший Врубелю свой кабинет для работы над «Демоном», все-таки не приобрел это полотно. Мало того – он, вероятнее всего, стеснялся этого полотна и странно подсмеивался, если приходилось показывать работу гостям или посетителям. Но если у Мамонтова «Демон» вызывал только недоумение, то супруга его, Елена Григорьевна, решительно высказывалась о нем как о произведении сатанинском. Картина становилась тем произведением, которое вызывало злобные насмешки обывателей. Острили, что Демон изображен в ту самую минуту, когда «на челе его высоком не отразилось ничего».

Друг Врубеля, художник Серов, так же не высказал одобрения «Демону», однако в один прекрасный день, он явился в дом Мамонтовых с незнакомым человеком именно для того, чтобы представить ему Врубеля и показать ему «Демона сидящего». Незнакомца звали Петр Петрович Кончаловский, он затеял издать полное собрание сочинений М.Ю.Лермонтова к 50-летию со дня его гибели у горы Машук. И Кончаловский усиленно привлекал к иллюстрированию издания русских художников.

Врубель охотно открыл для него свою папку, и один за другим доставал наброски и рисунки со своим Демоном. Кончаловский был окончательно покорен, на другой же день Врубель отправился к нему обедать, а вслед за тем произошло то, что неминуемо должно было произойти: художник покинул дом Мамонтовых и большой радости Елены Григорьевны перебрался к Кончаловским.

Только поставленная Кончаловским во главу угла идея просвещения молодежи того времени смогла породить мысль объединить в одном издании под эгидой Лермонтова столь разных живописцев, как Репин, Суриков, Шишкин, Айвазовский, Коровин, Серов, Врубель и еще некоторые другие. Но сам Врубель, приобщившись к работе над иллюстрациями, почувствовал, что эта задача необходима ему, что это – присуще самой его природе. Между прочим, в своей духовной связи с Лермонтовым Михаил Александрович убедился еще в Киеве, когда написал акварелью портрет офицера Сверебеева.

Случайно или нет, но за этим портретом закрепилось название «Портрет Печорина», потому что вся трактовка образа была вызвана именно лермонтовским героем.

Он начинает перечитывать произведения Лермонтова и погружается в работу без остатка. Врубель иллюстрирует стихотворения «Русалка», «Еврейская мелодия», «Журналист, читатель и писатель», а так же частично роман «Герой нашего времени». Но, безусловно, главные силы его отданы поэме «Демон». Врубель чувствует, что приступает к решению задачи, органически присущей его природе.

Каков же он – врубелевский Демон? Дух ада? Нет. Это ангел. Ангел, ибо таковым его изначально создал Бог, и природа ангельская должна быть видна тому, кто будет всматриваться в полотна и иллюстрации. Но чем же тогда отличается он от ангела? А тем, что Демон выделялся в раю как «познанья жадный». Он преисполнен громадной энергией, знания человеческих страстей и слабостей, он – самое главное! – лишен бесстрастия. Вот что главное в образе Демона: страсть! И нельзя не вспомнить, что еще в Киеве Врубель так комментировал своего Демона отцу: «Это дух не столько злобный, сколько страдающий, и скорбный, и вместе с тем властный – и величавый!»

И Врубель начинает раскрывать образ Демона в его любви к земной девушке. Это чувство очеловечивает богоборца, делает его близким и понятным нам.

Демон был способен опустошить любую душу. Богоборец и богоотступник, он был воплощенным сомнением в самых высоких незыблемых истинах, он был весь – отрицание этих истин. Он противостоял какому бы то ни было идеалу – и вместе с тем требовал идеальной завершенности. Рисунок «Встреча Тамары с Демоном»: чувство безнадежности в глазах убитой горем Тамары – и властная уверенность Демона. Это уже не бесплотный дух, это странное существо, в котором многие видели восточного гермафродита с изнеженным телом и лицом восточной мужеподобной красавицы. Демон облачен в какое-то восточное длинное одеяние, но художник оставляет ему главное, что отличает его и от ангела, и от человека: густую черную шапку непослушных волос, словно туча, и глаза, способные проникнуть в душу и подчинить, спекшиеся губы, словно опаленные огнем.

Даже беглого взгляда на выполненные художником иллюстрации достаточно, чтобы почувствовать, в каком напряженном состоянии нервного подъема пребывал Врубель. Его творческая воля представляла собой точно сгусток энергии, устремленный к одной цели. И воля эта сочеталась с игрой, предполагала ее. Стремление, напор, целеустремленная энергия и игра, потребность в игре – были взаимосвязаны.

Но вся воля, вся энергия, читающая в глазах Демона, в его позах, в его страсти – это энергия самого художника, без остатка вложенная в работу над иллюстрациями к лермонтовской поэме.

Вот что пишет в своем письме к старшей дочери отец, навестивший в этот период Михаила Врубеля:

«Он встретил меня в Москве на дебаркадере и пригласил остановиться у него (угол Харитоньевского и Мошкова переулков, дом Мороховца). Я, разумеется, охотно согласился. Миша похож на человека не более 25 лет. Вид его здоровее, чем был в Казани. А живет в одной комнате о двух окнах… Обстановка – кровать, диван, два простых стола, два стула, мольберт и лампа (без колпака). Затем, что говорится, ни плошки, ни ложки, и, кажется, даже нет черного сюртука… а в кармане несколько монет. … Такой талант! С университетским образованием! При всех данных для успеха в жизни – в такой обстановке! Слава Богу, что он еще не унывает».

Бедный отец! Как жаждет он видеть своего сына в добротной комнате, заполненной хорошими вещами и интерьером, но Михаил Врубель, как всегда, над бытом. Он заканчивает работу над иллюстрациями – в издание будет помещено 5 больших и 13 малых – остается немного. Но Демон не оставит его и после того, как работа будет закончена.  А сейчас он работает над образом Тамары. Врубель вдохновляется и образом пляски Тамары, за которой наблюдают огненные глаза богоборца, но еще более чувства вложено им в изображение мертвой Тамары.

Как много надо было думать, осознавая сущность смерти, чтобы так передать ее поэзию: мрачную, трагическую и просветленную! Именно в смерти Тамары Врубель показывал истинно праведную смерть. Именно в этом образе – хотя до этого он уже писал и смерть Ромео и Джульетты, и даже смерть Христа.

«Демон» Врубеля – это изображение настоящей трагедии, которая все же отрицает зло. Суть ее в том, что благородная личность выступает за сторону добра, но ничего не может поделать с силами тьмы. Зло все равно побеждает, оно затягивает бессильного и управляет им в корыстных, мерзких целях. Здесь многие литераторы проводят параллель между Лермонтовым и Врубелем. У первого демон – это не создатель зла, а лишь его порождение, и Михаил Александрович это прекрасно понимает. Он пытается изобразить контраст цветов на холсте, чтобы каждый увидевший картину сразу и безоговорочно понял, где зло, а где добро. Подытоживая, отметим, что «Демон» Врубеля - это не что иное, как борьба между двумя силами: света и тьмы. Конечно же, каждый человек сам решает, что могущественней, и некоторые утверждают, что автор отдает предпочтение силам тьмы. Отметим, что герой также не является запуганным, потерянным мужчиной. Он сильный, мощный, уверенный, и по воле событий у него нет выбора. Герой должен созерцать происходящее. От этого он становится бессильным (об этом свидетельствует поза, в которой он сидит, - обхватив колени руками). Мужчина не хочет находиться в данном месте, но у него нет выбора, и он наблюдает, как возникает демон. Врубель, говорят, специально нарисовал картину на узком холсте. Так он подсознательно не дал много места злу, то есть демону тесно, и от этого он кажется еще более устрашающим. Конечно же, его мощь укрощена, сжата. Это видно на рисунке по мускулам, осанке и выражению лица героя. Он устал, обессилел, подавлен… Но все равно Врубель делает его своим идеалом прекрасного человека.

Перед нами – еще одно бессмертное полотно Михаила Александровича Врубеля – «Царевна Лебедь».

Написать Царевну Михаила Александровича вдохновила постановка музыкальной драмы «Сказка о царе Салтане», роль царевны в которой пела супруга мастера Надежда. Изображенная на фоне надвигающихся сумерек Царевна-лебедь выглядит печальной и таинственной. Ее огромные, цвета морской волны, глаза загадочны до спокойны, она как будто оглянулась на зов, да так и застыла на полотне.

На лице царевны еле уловимая нежная улыбка, немного наивная, совсем чуть-чуть игривая. Темные, сплетенные в косу волосы ниспадают из под кокошника вдоль утонченной изящной фигурки царевны. Большие драгоценные камни сверкают в золотом ее кокошнике, расшитая по краю серебром прикрывает стан полупрозрачная вуаль. Каменья драгоценные в перстнях подтверждают ее царскую принадлежность. Художник поймал тот миг, когда царевна перевоплощается из лебедушки белоснежность в прекрасную девушку. Этот миг застыл на картине образом между сказкой и реальностью.

Но как бы ни была лирична сказка, как бы красива ни была написанная Царевна – глаза ее все еще сохраняют в себе что-то от грустного взгляда Демона, и что-то от взгляда самого художника.

. В 1902 году Врубеля поместили в психиатрическую лечебницу — с этого момента начался период его угасания. В моменты просветления художник узнавал окружающих, общался с ними, пытался рисовать. Уже во время болезни он создал полотна «Шестикрылый серафим», «Роза в стакане», «Жемчужина». 

В 1906 году художник ослеп. Последние годы жизни он провел на попечении жены и старшей сестры. Врубель почти постоянно был погружен в собственные галлюцинации. Он умер 14 апреля 1910 года, так и не узнав, что ему присудили звание академика.

«Бывают жизни художников — сонаты, бывают жизни художников — сюиты, бывают пьески, песенки, даже всего только упражнения. Жизнь Врубеля, какой она теперь отойдет в историю, — дивная патетическая симфония, то есть полнейшая форма художественного бытия. Будущие поколения, если только истинное просветление должно наступить для русского общества, будут оглядываться на последние десятки XIX века как на «эпоху Врубеля», - так отозвался о творчестве великого живописца Александр Бенуа.