Наблюдения обывательницы. Деньги нужны

Дорога из Красноперекопска в Армянск, по большому счету, ровненькая, примудриться на этой дороге заблудиться – это талант нужен. И расстояние-то смешное, тридцати километров нет. Хотя и на этом участке всяко бывает: кто в кювет слетит, кто на обгон не вовремя вырулит, да и человеческий фактор учету не поддается. В «лихие девяностые», было дело, два прибандиченных джиповладельца в лобовой таран друг на друга пошли, чисто как истребители во время Великой Отечественной: у кого первого нервы сдадут. Да маленько не подрассчитали. Аккурат между ними ведро с гайками марки «Москвич» вписалось в последнюю секунду. Так что «быкам» с их навороченными бамперами хоть бы хны, а водила в «Москвиче» даже испугаться толком не успел.

А сколько было желающих пешим строем прошагать эти километры? По большей части это граждане, которые среди интеллигенции красиво именуются «маргиналами», в милицейских протоколах «бомжами», а на языке уголовной романтики – бичами. Бич,  чтоб вы знали, это не ругательство, это сокращенное «бывший интеллигентный человек». И все они, одним миром мазанные, напричащаются до рогатых зябликов, ноги в руки, да и пошагали. Он идет, водила баранку крутит. Качнуло такого пешехода, вынесло аж на середину шоссейки, вот и догадайтесь с трех раз, что дальше будет… Так что вдоль даже такого коротенького участка ровной дороги все едино попадаются маленькие жестяные памятники с именами, скорбными датами да привядшими букетиками полевых цветов. Это жизнь.

Единственный аппендикс – железнодорожный переезд. Километра за три или чуток больше до Армянска дорога делает поворотец для того, чтобы пересечь железнодорожное полотно, а после того снова устремляется в прежнем направлении. Во времена застойного «совка» этот поворотец громко именовался «опасным», был оснащен необходимым количеством предупреждающих знаков с обеих сторон, у переезда стояла будка путевого обходчика, шлагбаум и светофоры. Минут за десять до того как по путям пропыхтит пригородный, шлагбаум опускался, препятствуя движению, начинали предупреждающе моргать светофоры, выходил путеец с красным флажком, и машины дисциплинированно ждали. Прокатил поезд, минут через пяток путеец выключал «светомузыку», милостиво поднимал шлагбаум, движение возобновлялось. Пассажиры бухтели потихоньку, но пассажиры всегда чем нибудь да недовольны, и потому их воркотню никто во внимание никогда не брал. А когда «совок» закончился и наступили смутные времена «демократии», исчез из будки путеец. Некому стало поднимать и опускать шлагбаум – не стало и шлагбаума, потом исчезла и сама будка. Половина дорожных знаков со светофорами пошли «на металл». А уж когда отменили и большую часть пригородных поездов до Армянска, то переезд и вовсе стал никому не нужен.

И теперь раз в сутки проползает здесь пригородный поезд с единственным вагоном, разворачивается в Армянске и через пару часов уезжает восвояси. Захолустье. И вот под этот единственный паровоз и угодила та злополучная маршрутка с шестнадцатью пассажирами.

Рейс Севастополь – Армянск, время в пути – около четырех часов, промежуточные станции – Симферополь и Красноперекопск. Это значит, что до конечной всем оставалось минут десять, не больше. И вот выезжает эта маршрутка на полотно и… замирает. Ни взад, ни вперед. И водитель сидит, смотрит на дорогу и не шелохнется. Глаза, словно привидение увидал. А пассажиры-то видят приближающийся поезд! Крик, паника в салоне – у водилы ноль реакции. Ну, и снесло ту маршрутку поездом к свиньям собачьим, поскольку чудеса хоть и случаются, но и закономерности никто еще не отменил. Из шестнадцати душ семь трупов, включая и водителя. Да пятерых в ближайшую реанимацию доставили, благо ехать до нее, повторюсь, минут десять, город – вот он, рядом уже был. Остальные отбоярились, что называется, легким испугом. Легким, ага…

Эту аварию обсасывали все местные «брехунки», начальство разного ранга накатало центнер протоколов, в которых злосчастного водилу полоскали как «не справившегося с управлением», «уснувшего за рулем», «находившегося в состоянии наркотического опьянения». Вроде как в крови у него нашли следы какого-то препарата, а раз нашли – чего бы сразу на наркоту не вывернуть, водиле ведь уже без разницы. У страха глаза велики, обыватель чего и не было приплетет. А потом благополучно забыли о той аварии, поскольку жизнь-то продолжалась. И по этому же маршруту гоняла уже другая машина, и через полгода никто  ничего не вспоминал. И все стало опять нормально.

Я бы тоже ничего не вспомнила, если бы не два обстоятельства, позволивших мне увидеть и оценить все происшедшее под совершенно другим углом зрения. Первое: мне тоже нужно было ехать в Армянск. Нет, собственно обстоятельством был не тот факт, что мне нужно было ехать, а тот факт, что в тот раз в салоне маршрутки я оказалась единственной пассажиркой, и шофер лет под 60, с лысой, как коленка, головой, по черепашьи сморщенной шеей и в солнцезащитных очках, трещал без умолку. За двадцать минут пути он рассказал мне все о своей жизни: жена, дети, внуки, братья, жены и дети братьев, кто где учится, кто кем работает, сколько зарабатывает, куда тратит и на кой кляп им это надо.

Когда мы доехали до переезда, водила вдруг на минуту смолк, а затем спросил:

- Про аварию слыхали? Ну, здесь которая, весной еще… Слыхали? Люди погибли там.

- Конечно, - автоматически кивнула я.

- Не был он ни под какой наркотой, - продолжал водила.

- Кто?

- Кто! Конь в сиреневом пальто! Он еще утром был никакой. Голова болела. Давление, что ли. Я же не доктор. Говорю ему: «Не ходи в рейс, отлежись!». Не согласился. «Работать надо, - говорит, - деньги нужны». Из Севастополя выезжал – как-то так попрощался, вроде как надолго. Я еще подумал, что примета плохая – надолго прощаться.

- А потом?

- А потом звонил мне отсюда, из Перекопа. Совсем, говорит, плохо, аж кровавые круги перед глазами. Но осталось, говорит, вшивых полчаса, а там конечная. Я ему кричу в трубу: «Таблетку хоть выпей, дурак!» Все бы полегче было. Так что он, скорее всего, таблетки выпил перед тем, как ехать. Но не доехал, я так думаю, что он еще за рулем помер. И на путя уже мертвый выезжал. Потому и стоял там, и криков не слышал.

- Думаете, он умер за рулем?

- А как артист на сцене умирает? Вон Миронов, к примеру.

И водила чуть фальшивя напел про бабочку, которая «крылышками бяк-бяк-бяк-бяк».

- Кто же его больного выпустил на линию-то? Разве вас не проверяет медсестра?

Водила шумно вздохнул. Несколько минут мы молчали, а потом он сказал:

- Ничего не попишешь, работать-то надо. Деньги нужны.

Мысль о том, что человек может умереть вот так внезапно впервые встала передо мной вот с такой страшной ясностью, хотя и раньше вокруг меня было много внезапных смертей. Директор Юрий Федорович, который в пятницу устраивал «вливание» начальникам участков, в понедельник уже был не то что мертв, а полностью экипирован в последний путь. Наладчик Олег Иваныч, месяц подкашливавший и жаловавшийся на неэффективные сиропы от кашля, еще накануне расписывавший с мужиками «пульку» в «пьяном углу», наутро не вышел на работу, а вместо него пришла его заплаканная дочь в траурной повязке. Начальник электроцеха Энвер, ни грамма спиртного не употреблявший и неукоснительно соблюдавший Рамазан, придя с работы, включил телевизор, сел в любимое кресло, спросил жену, скоро ли вернется дочь – и через час его обнаружили в том же кресле, словно он уснул под негромкий рассказ диктора о жизни слонов в дикой Африке. Сан Саныч, слесарь, шел вечером домой, нехорошо стало прямо посреди дороги. Упал… И никто не подошел, потому как мало ли пьяных валяется. А Сан Саныч даже не выпивши был, а так: голова закружилась, в глазах потемнело – инсульт…

Но все они уходили сами, не собирая компанию на тот свет, уходили в одиночку, оставив здесь родных и друзей, не беря на себя ответственности за чужие жизни. Может быть, им и было плохо перед смертью, но никто не услышал жалоб, хотя это были мужчины уже не первой молодости. И этот водитель тоже был «еще молодой», ему надо было работать, кормить семью, и у него были дети, внуки, племянники, братья-сестры, жена… И он встретил смерть на рабочем месте, в чем, собственно, не было бы ничего из ряда вон выходящего, если бы он не забрал с собой на тот свет еще шесть человек, и пятерых не определил на больничную койку.

Им всем было по пятьдесят с симпатичным хвостиком. Кое-кто даже успел выйти на пенсию, но еще работал, не позволяя себе расслабиться: деньги нужны, сколько той пенсии… И у каждого из них своё: у одного прыгало давление, у другого чуть-чуть повышен сахар, а кому-то никак не помогали аптечные препараты от кашля…  Не критично же. Кто знает об этом? Все знают. И все воспринимают это как должное: это жизнь, говорят они, это нормально.

И всем нам повысили пенсионный возраст на том основании, что в 60 лет человек еще полон сил и здоровья. Наверное, не только работягам деньги-то нужны...
Собственно, это и есть второе обстоятельство, почему я вспомнила об аварии. А так бы забыла, конечно.

Это жизнь. Все нормально.